На сейшаке, где были все,
И я была во всей красе
И танцевала, словно белка в колесе,
Ко мне внезапно подошла
Большая толстая герла́
И очень странную беседу провела:
- Я, - говорит герла. - работаю в райкоме.
Твои текста́ мы залитуем в исполкоме,
Потом все это согласуем мы в горкоме
И ты споешь для нашего пипла́.
Там будет вход по три рубля,
Там надо слушать, не шаля,
Запрещены вино и конопля.
Мы будем слушать не дыша,
Мы будем кушать, не спеша,
Мороженое ложкой шевеля.
И я сказала этой рыжей дуре:
- Ну ты в натуре, ну ты, герла́, в натуре...
А вдруг туда припрется весь народ?
Она сказала: - Нет, конечно не придет.
(А почему - а потому что) там будет вход по три рубля,
Там надо слушать, не шаля,
Запрещены вино и конопля,
Там надо слушать, не дыша,
Там надо кушать, не спеша,
Мороженое ложкой шевеля.
Но от роддома до дурдома
Вся дорога нам знакома,
Мы везде бывали, кроме
Как в райкоме да в горкоме.
А вот ещё (нам, например, говорят):
откроем клуб для тех, кто был когда-то глуп,
Для тех, кто был когда-то груб и непричесан,
Дадим подвал или чердак, приди сюда, забудь стрема́к
И обращайся, только так, по всем вопросам.
Цветы и бабочек в огне
Наляпать можно на стене
И написать, конечно, "нет войне".
Там можно петь и танцевать,
Играть в бирюльки, рисовать,
Нельзя шалить, курить и выпивать.
И я сказала этой рыжей дуре:
- Ну ты в натуре, ну ты, герла, в натуре...
Чем петь у вас в кафе по три рубля - бля! -
Уж лучше я пойду на Гоголя́.
Чем петь в кафе по три рубля,
Пойдем-ка мы на Гоголя́
И будем петь там песни, тру-ля-ля,
Мы будем петь и танцевать,
Курить, шалить и выпивать
И ни хрена не будем литовать.
Ведь от роддома до дурдома
Вся дорога нам знакома,
Мы везде бывали, кроме
Как в райкоме да в горкоме.
